грязное-грязное порно
Том нервно сглотнул. Тело от макушки до пяток трепетало, и его никак не удавалось усмирить. Не помогали ни заученные приемы релаксации, ни самовнушение. Ничего не помогало. Он тронулся. Совершенно.
В трейлере Криса было темно, но сквозь плохо задернутые шторы пробивалась полоска лунного света. Достаточная, чтобы не наткнуться на смутно вырисовывающиеся предметы мебели. Том в красках представил, как с грохотом опрокидывается стул, как его обнаруживают полураздетого, крадущегося как преступник, там, где ему не положено быть, и снова нервно сглотнул. Нет, он точно тронулся.
Крис всхрапнул, перевернулся на другой бок, и Том забыл, как дышать. Адреналин бурлил в крови, возбуждение перехлестывало через край, и все чувства были обострены до предела.
Потрясающее, сногсшибательное ощущение. Если бы в него не была вплетена лента дурно пахнущего страха. И стыда, заставляющего гореть щеки.
Том медленно опустился на колени у изголовья узкой кровати. На лицо Криса упала тень, но рассыпавшиеся по подушке волосы по-прежнему тускло блестели.
В них хотелось зарыться пальцами. Ощутить гладкость, мягкость каждой пряди, но Том пока не решался этого сделать. Слишком рискованно. Хотя... не за этим ли он пришел?
Дыхание перехватывало, все время казалось, что хриплые, похожие на всхлипы вдохи и выдохи можно услышать за милю, но иначе не получалось. Тело вибрировало, требовало прикоснуться, взять то, что ему было нужно, и Том все же протянул руку.
Волосы Криса за последние полгода отросли и, медовые на солнце, непередаваемо богатые оттенками в тени, сейчас они отливали серебром, будто драгоценный металл. Пафосное, избитое сравнение, но другого так и не пришло на ум. Красивые. И противоречивые, мягко-жесткие на ощупь. Том прижал руку ко рту - наружу рвался утробный стон - но пальцы так и не остановились, разглаживая, перебирая тонкие пряди. Боже. Бедра вжались в край кровати, даря слабое, но такое необходимое облегчение.
Том тихо всхлипнул сквозь зубы, в паху часто запульсировала горячая кровь, и когда запястье почти что лихорадочно двигающейся руки обожгло дыхание заворочавшегося Криса, он едва не закричал. Так хорошо. Господи... Это неправильно, стыдно, грязно, но как же хорошо. Ритмично втираясь в жесткое дерево, едва прикрытое тонкой простыней, теребя шелковые, но режущие точно леска волосы, Том задыхался от острого, опустошающего удовольствия. Губы Криса приоткрылись, выдохнули точно в центр влажной от испарины ладони, и терпеть стало невозможно. Немыслимо. Том поднялся на ноги, легко, словно шелуху сбрасывая с себя тонкую ткань спортивных брюк. Обнаженному телу прохладный воздух показался густым, вязким как кисель. Живым. Заставляющим снова, словно в молитве, преклонить колени. Пальцы невесомо, дрязняще обежали член, сжались под головкой огненным кольцом, и Том наклонился ниже, сглотнув глухой стон. Хорошо. Порочно. И сладко так, что от желания закричать сводит скулы. Хотелось тронуть полные, он знал - с крохотной трещинкой в уголке, губы Криса, легко, едва касаясь, чтобы не разбудить, но страх оказался сильнее. Том вздохнул теплый запах вчерашнего солнца, запутавшийся в прядях, втерся щекой в подушку, и его лицо оказалось так близко к лицу безмятежно спящего Криса, что от мучительного блаженства, и столь же мучительного ужаса показалось, в жилах застыла кровь. Намертво. В камень. В горячие пламенеющие угли.
Пальцы на члене разжались. Хотелось не так. Хотелось погрузиться до основания в приоткрытый рот, во влажный обжигающий ад, воображение рисовало перед глазами одну картину греховнее другой, но Том не осмеливался. И только смотрел, облизывал взглядом щеку, покрытую золотистой, жесткой на ощупь щетиной.
Это больно – знать, что не получишь желаемого, не увидишь такой же сильной жажды в прозрачных голубых глазах, не почувствуешь объятия рук: сильных, крепких, перевитых упругими венами. Таких, что с небрежной легкостью заставят тебя подчиняться. Но этого не будет. Никогда.
Никогда. Никогда. Никогда.
Том приподнялся, тяжело опершись на одну руку. Отчаяние мутило рассудок, вплеталось в ядовитую жажду, и, наверное поэтому, страх отступил. И только тихо скулил откуда-то с задворок сознания. Подхваченные в горсть волосы обернулись вокруг члена, насколько хватило длины, Том накрыл их дрожащей ладонью, и короткий шелестящий выдох прорвался сквозь стиснутые зубы. Прикосновение обожгло, и первое же короткое движение бедер закончилось слепящей вспышкой удовольствия. Прижатая большим пальцем прядь потемнела от выступившей смазки, прилипла, впилась в нежную кожу, и Том, глухо застонал, не удержавшись, когда в следующий момент она жестко прошлась по обнажившейся уздечке. Боже. Боже. О, мой бог.
Брови Криса сдвинулись к переносице, дрогнули густые ресницы, он заворочался, переворачиваясь на другой бок, и от неожиданности, давно зашкалившего возбуждения, от полоснувших по члену волос, выскользнувших из едва успевших разжаться пальцев, Том содрогнулся в первой волне оргазма. И в следующей. И в ещё одной. И ещё. Выгнувших тело в немыслимую дугу.
Капли спермы брызгали на подушку, пятнали серебрящиеся в темноте пряди, и Том бездумно наблюдал за ними, выдаивая из своего тела последние отголоски удовольствия.
Крис по-прежнему крепко спал, как маленький ребенок подложив под щеку ладонь. Широкую шершавую ладонь, о которую хотелось потереться носом. Губы невольно изогнулись в тусклой улыбке, Том глубоко вдохнул пряный запах своего сумасшествия и беззвучно отступил в глубокую тень.
Никогда.
Эмоции будто иссякли, высохли вместе с непрошенными, навернувшимися на глаза, но так и не пролившимися слезами. Вместо них в груди растекалась пустота. И не было в ней ничего похожего на так желаемый Томом покой. Ни удовлетворения, ни тепла. Ничего.
Совсем ничего.